" ситуация, если разобраться, точь в точь, как в горьковском "На дне", а поскольку Алексей Максимыч нынче не в моде, напомню: действие пьесы происходит в ночлежке, населенной людьми, очень разными в прошлом, но рухнувшими на самый низ без шанса выкарабкаться, хотя кое-кто еще дрыгается. Там все тяжело и плохо, - и вот появляется странник по имени Лука. Он очень хороший, добрый, он вовсе не на работе, он просто жалеет людей и начинает подбадривать их, рассказывая, что все наладится, и так точно угадывает, что хочет услышать каждый, что ему верят.
Не все, конечно, сразу, многие сомневаются, но со временем на беседы странника подсаживаются даже самые безнадежные. Поскольку всем хочется верить. А баюшки мудрого Луки очень правдоподобны, и есть в них только один-единственный изъян: все это абсолютно неосуществимо. И вот когда лимит мурлыканья подходит к концу, Лука вдруг исчезает, оставив тех, кто ему поверил, без надежды, - после чего для всех, кого он приручил, все кончается очень быстро и очень скверно. Так вот, - мои ровесники плюс-минус не дадут соврать, - тема "Образ Луки в пьесе Горького "На дне" была в свое время одной из важнейших в курсе литературы для 9 класса. Сколько копий ломалось на предмет, прав ли Лука или нет, не сосчитать, - и я тогда еще четко решил, что не прав. А потом, по ходу уже, увы, некороткой жизни раз за разом убеждался: ни в коем случае. Потому что человек имеет право знать правду. Только это знание может как-то укрепить его, подтолкнув к какому-то решению, а если вместо правды, пусть болезненной, раз за разом вкалывать дозу, то дремы, конечно, будут сладкими, но итог мерзок. Так что, кому желательно в грёзы, тем не ко мне."
"Диалог с фанатично верующими – дело опасное и непредсказуемое, ибо могут и покусать. Революционное (религиозное) правосознание, которое с успехом заменяет логику, факты и даже сам предмет дискуссии, неминуемо приводит к тому, что в споре с фанатиками рождается всё что угодно, кроме истины. Задача религиозного фанатика – не переубедить оппонента и даже не отстоять свою точку зрения. Его задача – пометить нехитрым маркером своих и чужих, после чего поддержать своих, какую бы чушь они не мололи, и душить чужих, какие бы аргументы они не приводили, ибо «те, кто не согласны с нами, наверняка способны и на другие подлости…»"
"С самого начала не был определён смысл названия мероприятия: «100 лет Великой российской революции». Как возникла эта формула? Уже в ХIХ веке, в полемике с народниками, стало ясно, что в России назревали две революции – Февральская и Октябрьская. Они были не просто разные, а враждебные друг другу. Их главные векторы и цели были принципиально различны, они были непримиримы. Маркс и Энгельс по этому поводу очень переживали и много напророчили. Читайте!
В строительстве жизнеустройства СССР, на фронтах и в тылу Великой Отечественной войны, в восстановлении страны люди были едины, и раны закрылись. В 30-е годы дети красных и белых женились без камня за пазухой. Гражданская война ушла в предание. Над созданием этого предания трудились школа, литература, кино и старики. Перестройка, а затем «антисоветская революция» всеми средствами создавали трещины и расколы в народе и обществе – надо было отвлечь население от приватизации. И добились распада страны и общества, а заодно культуры и хозяйства! Из небытия вышли «внуки Февраля», их накачали духом реванша, активировали – и вновь складываются враждебные общности, которые расходятся по разным дорожкам и становятся непримиримыми. На Украине в большой инсценировке воспитали «внуков Бандеры», а где-то ещё чьих-то «внуков». Опять кровь и ненависть, как и в Гражданской войне, с помощью западных интервенций и «политтехнологий». Сейчас на подготовку ушло 25 лет – и добились: Москва и Киев на грани войны. Прослойка деструктивных радикалов мала, но её разрушительный потенциал велик." Кара-Мурза
"В среде профессионалов и в истории, и во всем обществоведении доминирует ориентация не на истину (как в науке), а на нравственные ценности (как в идеологии и, шире, в натурфилософии). Именно дефицит объективности и беспристрастности был важной причиной краха как Российской империи, так и СССР. Ныне кризис методологической платформы гуманитарной интеллигенции ещё более углубился."
"Мы отдалились от вселенских идей и полюбили простые и понятные вещи: мещанский комфорт и жизнь в свое удовольствие, а качественные дороги в стране стали ценить выше статуса сверхдержавы... Крым – наш, потому что маленький и хорошенький. На выставку Серова сходим... В Сирии повоюем –
но чуть-чуть... а потом опять-таки сделаем там себе симпатичную военную базу и курорт. В кризис подзатянем пояса, но, разумеется, никакого голода и выживания на грани. В общем, никакого надрыва, вытягивания жил и мобилизации. Чуть-чуть здесь, немножечко там, но все камерно, локально, и главный принцип: сначала Россия и россияне, а остальные – как хотят. Всё".
Действительно, все. Фаза обскурации как она есть, и притом на закате. Ступеньки уходят в черный провал, где нет даже заветного мещанского комфорта , ибо если Крым "потому что маленький и хорошенький... а остальные как хотят", то у Российской Федерации слишком много маленького и хорошенького, чего все остальные хотят, а в мемориальной фазе не брыкаются"
" XIX век был веком прорывного экономического, научного, технического и социального развития. Новые производительные силы подразумевали новые производственные отношения, конфликт капитала и наемного труда обострялся, и кончалось это, пока маятник не приходил в равновесие, большой кровью. Иногда очень большой. Но, конечно, не одновременно, а по мере созревания. В Англии, во Франции, в Германии, -
а уж в Штатах, где не было предыстории и процесс шел скачкообразно, война тред-юнионов с работодателями в разных формах и вовсе выливалась в десятки бомб, уличные перестрелки и даже многомесячные бои с участием армии, не говоря уж о десятках виселиц для просто "слишком говорливых".И если уж откровенно, то в этом ряду пресловутый "царизм" далеко не самый жуткий монстрик. Даже совсем не жуткий, а наоборот, мяконький. Но...
Но проблема была ведь не в том, что пресловутый "царизм" был жесток, а в том, что система, которую он защищал, сгнила насквозь. "
" царизм рухнул вовсе не потому, что был жесток. Он просто повторил судьбу сходных режимов в Англии и Франции. Он не мог не повторить ее, и весь вопрос залючался в одном: насколько резко и радикально будут действовать те, кто придет ему на смену, уничтожив старую систему управления. Учитывая уровень развития, вариантов было не так много: парламентаризм с неизбежным распадом и диктатурами в осколках, "независимых" в рамках зависимости от Запада, - или.
Вот, собственно, все. И главный вывод из всего сказанного предельно прост: союз завязанной на себе, превратившейся в замкнутое сословие бюрократии, в погонах или галстуках, с финансовой олигархией, завязанной на зарубежные структуры, неизбежно чреват мощными социальными конфликтами, - причем позитивный исход конфликтов возможен только при наличии "свежих" социальных слоев, способных, перехватив инициативу, радикально сломать не только систему, но и структуру общества."
